Вечером 8 ноября Монтегю Джон Дрюит вышел из школы, расположенной в доме номер девять по Элиот-плейс, сел в поезд и в четвертый раз с момента установления за ним наблюдения отправился в Лондон. В тот день на «хвосте» у него висел опытный соглядатай, Фредерик Хокинс.
Для этих соглядатаев Мориарти придумал хитроумную систему: при каждом сыче-наблюдателе состоял бегунок, обычно мальчишка, обучавшийся какому-то другому ремеслу, например, взломщика, ужа или карманника, который в силу молодости мог при необходимости, если Дрюит менял вдруг маршрут, быть отправлен с предупреждением к Пейджету.
В данном случае Дрюит взял билет от Блэкхита до Кэннон-стрит. Хокинс ехал с ним в одном вагоне, а бегунок, парнишка лет десяти, в другом.
Сойдя на Кэннон-стрит, Дрюит взял кэб и отправился к Иннер-Темплу, куда и вошел со стороны Миддл-Темпл-лейн.
Хокинс отправил бегунка к Пейджету с сообщением, что останется на посту до восьми утра. Визиты Дрюита в Лондон доставляли Пейджету немалое беспокойство. Он опасался, что бывший барристер, войдя в Иннер-Темпл через одни ворота, легко уйдет через другие. Понимая, что во избежание неприятностей следовало бы взять под наблюдение и остальные ворота, он, тем не менее, не ставил перед Мориарти вопрос о выделении дополнительных ресурсов. В конце концов, если раньше ничего не случилось, то почему что-то должно случиться сейчас?
Хокинс заступил на смену всего за четверть часа до отъезда Дрюита в Лондон и ночное дежурство у Иннер-Темпл перенес без особого труда. Побеспокоиться пришлось только ближе к утру, когда небо пару раз брызгало дождиком.
Рассвет выдался сумрачный, но в семь часов Хокинс с удивлением обнаружил спешащую к воротам знакомую фигуру. Это был Дрюит — в длинном, цвета ржавчины пальто и войлочной охотничьей шляпе. Хокинс обратил внимание на красный шейный платок, а также на то, что украшенное пшеничными усами лицо бывшего барристера, как он выразился потом, «белое как смерть». Шел Дрюит быстро, хотя и явно с напряжением всех сил, выдававшим огромную усталость. В руке он нес пакет, завернутый в водонепроницаемую ткань, называемую также «американкой».
Хокинс со страхом понял, что в какой-то час ночи Дрюит, должно быть, вышел из Иннер-Темпл то ли на набережную, то ли на Тюдор-стрит и теперь возвращается обычным путем. Хокинс незамедлительно отправил бегунка к Пейджету. В восемь пришел сменщик со своим бегунком, а Хокинс направился прямиком в дом на Стрэнде, где обнаружил и Пейджета.
В половине десятого Мориарти, Пейджет, Спир и полковник Моран собрались в гостиной. Позвали и Хокинса. Настроение преобладало мрачное, поскольку все понимали, что Дрюит ушел от наблюдения и неопределенное время оставался предоставленным самому себе. Пейджет и Спир уже отправили в район Уайтчепела своих людей с тем, чтобы незамедлительно сообщать обо всех серьезных происшествиях.
В то утро лондонский мэр устраивал шоу, но в Уайтчепеле желающих отправиться в Сити, чтобы посмотреть парад, нашлось немного. В числе этих немногих был Джон Маккарти, владевший, кроме свечной лавки на Дорсет-стрит — самой зловещей лондонской улице, — и еще кое-какой недвижимостью, включая шесть полуразвалившихся лачуг в мрачном Миллерс-корт. В номере тринадцатом жила довольно молодая проститутка, Мэри Джейн Келли, любительница напустить туману на свое прошлое и, что называется, разыграть Ротшильда, называвшая себя порой Мари-Жанетта Келли. Ей было двадцать пять лет, и ее долг по квартплате уже достиг тридцати пяти шиллингов.
В пятницу, 9 ноября, примерно без четверти одиннадцать, Маккарти послал своего помощника, Томаса Бойера, по указанному выше адресу для взыскания долга. Денег Бойер не увидел, но впечатлений получил столько, что их хватило на всю жизнь. Постучав и не получив ответа, Бойер сдвинул закрывавший разбитое окно кусок мешковины и заглянул внутрь. Мэри Келли была на месте, точнее, в нескольких местах. Повсюду темнели пятна крови.
Полицейские и врачи попали в комнату только около половины второго, но Мориарти и его приближенные узнали жуткие детали случившегося еще до полудня.
— Итак, теперь мы знаем наверняка, — холодным, могильным голосом объявил Мориарти. — Больше этого быть не должно.
— Хотите, чтобы я все устроил? — спросил Пейджет.
— Тут требуется тонкий расчет. Да, я бы хотел, чтобы все устроил ты, но только когда дело будет закончено. Думаю, для начала Морану следует надеть на него каменный пиджак.
План действий обсуждали часа три. Время от времени с улицы доносились крики продающих газеты мальчишек:
— Убийство в Уайтчепеле!
— Еще одно страшное убийство!
— Ужасные зверства!
— Читайте о последней жертве Потрошителя!
Наблюдение за Дрюитом усилили, но новых поездок в Лондон он не предпринимал и до конца четверти оставался в школе мистера Валентайна. Однако, 30 ноября самого Дрюита посетил гость. Неизвестный прибыл в дом номер девять незадолго до пяти часов пополудни и, не назвав себя, спросил, можно ли ему повидать мистера Дрюита по частному делу большой важности. Гостем был, разумеется, полковник Моран, и дело, о котором он упомянул, не отняло много времени. Встретились мужчины в тесной гостиной на первом этаже.
— Мистер Дрюит, — без долгих предисловий начал полковник, — я скажу это только раз, так что слушайте внимательно. Вы не знаете меня, но я знаю, кто вы. Мне известно о ваших делах в Ист-Энде, и у меня есть доказательства.
Дрюит побледнел.
— Никому больше знать об этом не обязательно, — продолжал Моран, становясь спиной к двери и опуская руку в карман, где лежал его верный «шаттак», револьвер 32-го калибра. — Сегодня пятница. Мы встретимся в понедельник, в шесть часов вечера, у Говард-Армс, что недалеко от ваших апартаментов в Темпл. Вы никому ничего не скажете и придете один. При встрече я передам вам имеющиеся у меня улики в обмен на шестьдесят фунтов. Сумма для вас, человека со средствами, небольшая. Итак, мистер Дрюит, до понедельника.