Мориарти готовился к встрече с совсем другим человеком, и теперь ему пришлось напомнить себе, какое блестящее впечатление производил иллюзионист на сцене.
— Спасибо, Доктор Ночь, — любезно сказал он.
— Билл. Пожалуйста, называйте меня Билл. Доктор Ночь — это для них, там. — Иллюзионист кивнул в сторону двери.
— Хорошо, пусть будет Билл. Ваше выступление произвело на меня сильное впечатление. Весьма и весьма сильное.
— Вы очень любезны. Спасибо. Похоже, мне удалось произвести впечатление не только на вас. — Он понизил голос. — Случайно не видели объявление в сегодняшней «Таймс»?
— Вообще-то, видел.
— Большая честь. Такое случается нечасто. Насколько мне известно, его королевское высочество проявляет немалый интерес к трюкам и всяким чудесам. Наверное, и сам кое-какие карточные фокусы знает, а?
Мориарти кивнул. Вступление закончилось, пора переходить к делу.
— Сколько вам здесь платят, Билл?
— Ну, знаете, не думаю, что мне…
— Не беспокойтесь, Билл. Я сам имею контрольный пакет акций в нескольких мюзик-холлах — признаюсь, конечно, не таких шикарных, как этот, — и готов заплатить вам втрое больше того, что вы получаете здесь.
Уозерспун вскинул голову. Глаза его алчно вспыхнули.
— До следующего месяца я занят, — быстро ответил он, и Мориарти понял, что задел нужную струну.
— Неважно. Если вы примете предложение, которое я намерен вам сделать — а мне представляется, что вы его примете, — то выплаты пойдут со следующего понедельника.
— Что? Даже если я не буду выступать? Э… мне нужно поговорить с агентом и…
— Поговорить с агентом? — рассмеялся Мориарти. — И потерять десять процентов? Вашему агенту знать о нашей договоренности вовсе не обязательно. По крайней мере, до начала ваших выступлений в одном из моих залов. А пока пусть все останется между нами двумя.
— Между нами? А как же Рози? Это девушка, которую я… с которой я выступаю.
Мориарти хитро улыбнулся и заговорщически подмигнул.
— И только, Билл?
Уозерспун ухмыльнулся.
— Ну, всякое бывает. Иногда. Но обычно я с такими не связываюсь. Нет, нет, профессор, это не про меня. А вы, как я вижу, человек знающий.
— Да, можно и так сказать.
— Так что за предложение? Выкладывайте.
Мориарти с улыбкой откинулся на спинку стула.
— Я скажу вам, чего хочу…
Он говорил около получаса — мягким, вкрадчивым, завораживающим голосом. Говорил и не мог поверить, что великий Доктор Ночь может быть таким легковерным простаком.
Из театра Мориарти направился в сторону Лейстер-сквер, где остановился ненадолго, вдыхая запахи дыма, копоти и лошадей и глядя на площадь с ее кустиками, цветочными клумбами и статуей Шекспира, еще не утратившей своей первоначальной белизны. Взгляд его неторопливо скользил по ярким афишам, спешащим пешеходам, громыхающим омнибусам и кэбам. Куда они спешат? Что знают о жизни все эти люди? Что знают о мире? Они живут в другом обществе, не ведающем тех темных тайн, что известны ему. Как будто смотришь на две стороны монеты. Да, монеты. Верное сравнение, потому что деньги и есть то единственное, что соединяет два мира. Одна сторона не имеет представления о другой, и как бы ни старались эти недалекие, честные людишки, как бы ни напрягали воображение, проникнуть в его владения им не под силу. И когда его время истечет, никто, даже историки, не смогут попасть в его мир, распутать завязанные им узлы.
В течение следующей недели приближенные Мориарти приметили любопытную закономерность: каждый день, после полудня, Мориарти исчезал часа на три. Харкнесс, когда к нему подступили с вопросами, только нахмурился.
— Не мое дело, — проворчал он. — Вы меня знаете. Мне платят, чтобы я его возил и не трепался.
Они знали, нажимать бесполезно — Харкнесс слишком давно служил Профессору, чтобы поддаться соблазну после стольких лет.
Суббота, 21 апреля 1894 года
Медовый месяц получился не очень сладким — Пейджет занимался обычными делами, на Фанни же свалились новые обязанности. Да и вообще на беззаботного новобрачного Пейджет походил мало. Да, он исправно — и к взаимному удовольствию — исполнял супружеские обязанности, но в остальное время выглядел озабоченным, как будто постоянно думал о чем-то своем.
Не зная, что думать и как быть, Фанни поделилась своими тревогами с Бриджет, а та же рассказала обо всем Спиру, который объяснил, что Мориарти замышляет большое дело, и Фанни не о чем беспокоиться.
Спир уже ходил и даже начал понемногу работать руками, хотя покалеченные пальцы еще побаливали. В ночь после свадьбы они с Бриджет впервые сплясали постельную джигу. Тем не менее перемены в поведении Пейджета, его замкнутость и неразговорчивость, обеспокоили и Спира. Недолго думая, он обратился со своими сомнениями к Мориарти, который списал их на тяготы супружеской жизни и на том счел вопрос закрытым.
А между тем причины для беспокойства были, поскольку бурные события свадебной ночи глубоко огорчили Пейджета, обнаружившего вдруг, что счастье, обретенное им в браке с Фанни, плохо совмещается с его прошлой и нынешней жизнью. Кровавые события той ночи и ужасная расправа с Кейт Райт, учинить которую его заставил Мориарти, стала той самой последней — или, вернее предпоследней — каплей. Мысли о запланированном на субботнее утро ограблении в Хэрроу не вызывали теперь у Пейджета ничего, кроме отвращения.
Фургон, запряженный двумя добрыми лошадьми, был уже готов, расписанные для каждого участника роли отрепетированы. Согласно плану Пейджету предстояло выехать субботним утром в Хэрроу, пройти пешком до поместья Пиннеров, заглянуть в пивную и разнюхать общую обстановку.