Возвращение Мориарти - Страница 39

К оглавлению

39

Несколько секунд Мориарти молча смотрел через реку, в густую тьму, затем швырнул окровавленный нож в сторону дальнего берега. Через мгновение из темноты долетел тихий всплеск. Он быстро повернулся, сел в кэб и отправился в свой новый дом на Стрэнде.

На следующий день Спир с двумя помощниками навестил домик на Поул-стрит и убрал все следы бывшего жильца.

Возвращаясь домой после встречи в «Кафе Ройяль», Мориарти отогнал мысли о прошлом и постарался стереть из памяти предсмертный взгляд старшего брата. Они уже подъезжали к складу. День выдался долгий, и Профессор хотел прежде всего освежиться и отдохнуть. До назначенного Мэри Макнил времени ему еще предстояло уделить внимание некоторым неотложным делам.

Глава 4
ДЕНЬ ЗА ГОРОДОМ

Пятница, 6 апреля 1894 года

Долгим этот день был и для Пипа Пейджета.

Утром, после разговора с Мориарти, он сел на поезд на станции Лаймхауз и доехал сначала до Паддингтона, а уже оттуда отправился в Хэрроу. Было прохладно, но солнце светило ярко, и путешествие обещало приятный отдых от городской суеты и свежие впечатления. Пейджет редко ездил поездом — как наземным, так и подземным.

В те времена Хэрроу еще оставался милым уголком, сохранявшим то сельское очарование, от которого теперь, к сожалению, остались только воспоминания. Неудивительно, что едва сойдя на станции, Пейджет преисполнился ощущением свободы. С того места, где он стоял — сразу за главным входом, — были видны несколько домишек, уходящие вдаль деревья и зеленеющие поля. Паровоз запыхтел и пополз дальше, унося с собой шум и копоть центрального Лондона, а чувство беспредельности пространства, пришедшее еще в вагоне третьего класса, оказало действие, схожее с эффектом от тонизирующего средства. Гнетущие мысли, навеваемые данным Мориарти поручением, рассеялись, а их место занял очаровательный образ Фанни Джонс.

Ничего подобного Пейджет, выросший в узких закоулках и тесных комнатушках огромного города, никогда еще не испытывал. Сколько он помнил себя, жизнь всегда была непрерывной битвой за выживание, войной с хитростью и обманом, в которой действовало безжалостное правило кулака, сапога, дубинки, бритвы, ножа, а то и пистолета.

Проявлений душевного тепла, нежности в жизни Пипа Пейджета было мало; оглядываясь в прошлое, он видел прежде всего мужчин и женщин, постоянно стоявших на передовой этой войны — с властями, бедностью, друг с другом, с самой жизнью. Мать его была женщиной крепкой, резковатой по натуре. Пейджет помнил, что в детстве они постоянно перебирались с места на место, нигде не задерживаясь надолго. Две грязные комнатушки делили между собой мать, два брата, три сестры и бесчисленные приходящие «дяди». Нечто, отдаленно напоминающее нежность, Пейджет испытывал разве что в тех редких случаях, когда находил выход вожделению — сначала со старшей сестрой, а потом с многочисленными молодыми женщинами, предоставлявшими свою постель в обмен на несколько мелких монет, утаить которые удавалось в течение рабочего дня.

Жизнь круто изменилась в начале 1880-х — Пейджету было тогда двадцать шесть или двадцать семь лет, — когда в ней появился профессор Мориарти, давший место в своем доме, более спокойную работу и средства к существованию. Взамен он хранил верность хозяину и даже стал одним из самых надежных его приближенных. И вот теперь в этой жизни появилось еще одно измерение — Фанни Джонс, выказавшая ему, большому и сильному мужчине, уважение, рожденное не страхом, а желанием и природной мягкостью.

Шагая неторопливо по главной улице Хэрроу, Пейджет позволил себе помечтать — мечта эта при всей невозможности ее воплощения укоренилась в голове крепко и частенько волновала воображение — о жизни с Фанни Джонс в таком мире, что окружал его сейчас. По тротуарам шли женщины с детьми или с мужьями. Люди делали покупки в многочисленных, заполненных товарами магазинах. Мимо прокатил на велосипеде рассыльный с тяжелой корзинкой; рядом, задорно тявкая, бежала собачонка. Разговаривавшие на углу двое мужчин то и дело приподнимали шляпы, кивая знакомым. И, что самое главное, сам воздух был, казалось, пропитан доброжелательностью, согласием и покоем; горожане улыбались, кэбы и омнибусы не заполняли собой улицы, неприятные запахи полностью отсутствовали.

Дом, взятый на примету тремя взломщиками — Фишером, Кларком и Гэем, — находился примерно в миле от северной окраины Хэрроу. Прогулка доставляла Пейджету истинное удовольствие. Он замечал детали, которыми не интересовался раньше, заглядывался на мелочи, привычные для местных жителей, но казавшиеся удивительными приезжему из столицы, и в какой-то момент поймал себя на том, что хотел бы жить в уединенном коттедже. Мысль эта, возникнув, разрасталась, обретала новые краски, волновала и манила. Он представлял, как выходит утром из двери, обрамленной с обеих сторон цветочными решетками, и отправляется на работу (пока еще, естественно, неопределенную), а на пороге стоит Фанни — улыбающаяся, розовощекая, и за ее юбки держатся крепкие, пышущие здоровьем ребятишки. Картина настолько его заворожила, что, подходя к дому, Пейджету пришлось сделать немалое волевое усилие, чтобы отогнать неуместные мысли и настроиться на деловой лад.

Дом — большой особняк в георгианском стиле, носивший имя Бичес-Холл, — вмещал в себя восемнадцать или девятнадцать комнат. Он был хорошо виден с дороги, от которой его отделяло акров двадцать открытых лужаек, цветочных клумб и розариев. Позади особняка маячила небольшая рощица.

39